Время для жизни [СИ] - taramans

это Ивана — «нипадецки»! Потом Марго поднялась, села на колени и обняв его за шею, страстно поцеловала. Губы ее пахли Ленкой. Пришлось волей-неволей чуть ослабить напор на Завадскую. А Ритка снова отстранилась, посмотрела ему в глаза и показав пальчиком, шёпотом пояснила:

— Переставь… Ей будет приятнее!

— Крем нужен… смазать…

Она засмеялась:

— Да что там смазывать? Там и так… смазки хватает! Давай… я тебе помогу, сама переставлю…

Лена застонала уже в полный голос, прикусывала себе предплечье.

— Ты только не торопись… Сделай ей приятно… Умотай ее!

Сама Рыжая активно помогала в «уматывании» подруги — то ласкала освободившееся «место» пальцами, то разворачивалась и «взасос» целовала Лену. Когда та выбилась из сил, кончив толи два, толи три раза, и только тихо постанывала, Ритка подползла на коленях к нему, поцеловала-укусила за губы и, горяча его ухо своим дыханием, потребовала:

— В рот! Слышишь… мне в рот!

Они лежали, отдыхая, обнимали с двух сторон Завадскую.

— О-о-о-х… изверги. Как же Вы меня… А как же это было хорошо! — Елена приподняла голову, посмотрела еще мутными глазами сначала на Ивана, а потом на Ритку и спросила:

— Ну что, Рит? Будешь пробовать?

Та, не вытаскивая головы из-подмышки подруги чуть слышно ответила:

— Боязно что-то… Вон у него какая елда!

Завадская засмеялась:

— А мы тебя хорошенечко поласкаем. Да, Иван?

— У-гу…

— Лен! Может… пусть это тебе остается? — опять подала голос из спутанных рыжих волос Марго.

— Что — правда боишься? Ну-у-у… как хочешь. Не пожалей только потом…

У них был и третий акт. А потом, после перекуса и небольшой выпивки — четвертый. Этот — был целиком заполнен Рыжей. Леночка же простонала, что ей довольно на сегодня. А вот Рыжая — бесчинствовала, показывая чудеса растяжки и акробатики.

«Огонь-девка! Чистый огонь! Только вот жаль… что в попку так не рискнула!».

Утром женщины разбудили его, когда сами уже встали, провели все мероприятия утреннего моциона, и даже приготовили завтрак. Наспех Косов обмылся, привел себя в порядок.

Сидя за столом и поглощая яичницу, он чего-то невпопад «угукал» на вопросы женщин, пытаясь досыпать сидя.

— Вань! У тебя глаза, как у кролика красные! — засмеялась Марго, — Лен! Вымотали мы его до донышка!

— Да я и сама, признаюсь, подруга… Что-то усталая какая-то… Только это такая сладкая усталость, что прямо… приятно так!

Уже провожая его в дверях квартиры, Ритка шепнула ему на ухо:

— А может… встретимся как-нибудь вдвоем, а? Ваня?

— Понравилось?

— Да… только… хочу вдвоем с тобой. Только — вдвоем! Пообещай, а?

— В общем, Ваня, расклад такой…

Толян сейчас был серьезен. Еще в прошлый раз, в разговоре, Косов предложил «Фиксе» перейти с кличек на имена:

— Мы же с тобой серьезные люди, не так ли? Ну и чего мы тогда, как босяки малолетние, будем друг друга по погонялам кликать?

Так и договорились.

— Была у нас здесь проездом бригада одна. Ну как бригада? Чисто — табор. Цыганский. Только не весь такой табор… ну — знаешь, как бывает: кибитки, свора цыганок всех мастей, орда голопузых и грязных цыганят. Нет, тут такие, серьезные все люди. Какие уж у них дела — то дело не мое. Так вот… Валерьян их старшего, ну, значит — баро, знает. Чалились вместе или еще как. Вот он и попросил, значит… Покрутиться там, возле дома этого бирюка. Они, как велено было, приоделись под туркестанских цыган… Вот веришь-нет, так мне-то как-то невдомек — какие там различия. Но видно им эти различия известны. Есть там у них… что-то вроде разведчиков, или оперов ментовских, кто, значит, умеет смотреть и слушать, да спрашивать. Вот они и прогулялись… и с соседями пообщались, вроде как продавали там что-то… толи чего-то кованое… кузнецы-то у цыган бывают неплохие. Или что из чеканки… Да хрен их знает! Может какие платки бабам продавали… Так вот… Бирюк этот работает сторожем, на складах, неподалеку от своего дома. Гости у него бывают… И вроде бы… но это неточно, ждет он их… со дня на день!

— Отчего такой вывод? — Косов, внимательно слушает, покуривая, и разглядывая в лобовое стекло редких прохожих. А чего им быть не редкими, если с утра дождь как зарядил, так и не перестает моросить, шлепая сейчас по крыше машины.

— Там цыганка одна… ну ведьма — точно! В общем, она разговорила соседку бирюка. Тот эту соседку вроде как обманул. Как говорится — поматросил, да и бросил! А эта бабенка, значит, видно замуж за него собралась… да не вышло! Вот она и рада… вывалить всю подноготную.

«Все-таки правильно говорят — нельзя оставлять за спиной обиженную женщину! При случае — обязательно нагадит!».

— К-х-м… а потом эта бабенка… когда бирюк с гостями вдруг… помрет скоропостижно… или еще чего… Эта бабенка уже операм будет петь, что, дескать, приходили цыгане, расспрашивали чего-то, крутились тут… А от цыган — к нам тропка будет, не? — посмотрел Косов на Толяна.

— Ты, Ваня, как не слушаешь меня! Говорю же — цыгане приоделись, как туркмены эти. Знают они эти все одежки. Так что — не цыгане там крутились, а туркмены. Да и еще… Не думаю, что баба та вспомнит, о чем с ней эти чурки разговор вели.

— Это почему? Не хочешь ли ты сказать, что они ее — того? Бритвой по горлу и колодец? — хмыкнул Иван.

— Ты, Чибис, все же — точно из «пиковых»! У Вас там… безголовые все! Только и знаете — бритвой по горлу, или в башку с «волыны» бахнуть! Я же тебе говорю: цыганка та — ведьма! Она, говорит, так эту бабу заболтала, что и не вспомнит дурочка, о чем речь шла!

«Ну так-то да — бывает такое у цыган! Заболтать, «запудрить» мозги, сделать свое дело — а человек потом и сам не помнит, о чем говорили, что делали, почему он без денег остался!».

— Ведьма… ведьма! В «уголовке», чай, тоже не дурачки сидят. Разговорят бабу и все тут.

— Не, Ваня… Ты просто с этой «ромалой» не общался. Там и правда… Даже мне с ней разговаривать не по себе было!

— Что, страшная такая?

— Да брось ты! Наоборот — красотка! Представь — лет тридцать всего, красивая — страсть! А уж глазами как ожгет — аж мороз по коже! Баро их так и сказал Валерьяну — лучше нее никто с людьми не поговорит. Говорит — она и мужика-то любого вокруг пальца обведет, а уж про баб — тут и говорить